- Как ситуация с наркоманией обстоит сегодня в Москве?
- Начиная с 2000 года, лавинообразный рост наркомании в городе остановился, но прирост все же происходил каждый год на 2–4 процента. И только два года назад, во многом благодаря титаническим усилиям медиков, силовых ведомств, активной профилактике, ситуация стабилизировалась. А в прошлом году мы впервые констатировали небольшое снижение числа наркоманов.
В Москве с 2001 года начали проводить тестирование в школах. В начале двухтысячных они показывали, что до 10–12 процентов старшеклассников имели опыт употребления наркотиков. Это колоссальные цифры, сопоставимые с показателями США в худшие годы наркотизации. Эта история закончилась тем, что в 2011 году на заседании Госсовета на уровне президента было принято решение разработать закон о тестировании. И в 2013 году закон вступил в силу. Сейчас мы выявляем 2–3 процента по разным школам. В целом же мы отмечаем снижение спроса на табак и алкоголь среди несовершеннолетних.
- Почему именно молодежь так падка до запретных удовольствий, оборачивающихся в итоге опасными зависимостями? По поводу чего стоит бить тревогу сегодня?
- У каждого человека есть нормальная и естественная потребность получать удовольствие, менять свое психическое состояние в широком смысле этого выражения. В разные исторические периоды люди делали это по-разному. Это отчасти связано с познавательным процессом. И если снижается спрос на психоактивные вещества — алкоголь, табак, наркотики — то появляются другие увлечения. И это связано в первую очередь с молодежной модой и молодежными субкультурами.
- Как, по вашему мнению, можно снизить алкоголизацию населения?
- Я всегда пропагандирую скандинавский опыт. То есть сосредоточение на четырех основных направлениях: сокращение продаж алкоголя по месту — то есть его не должно быть в магазинах шаговой доступности, по времени продажи, по возрасту продажи и по цене. По ряду направлений работа ведется. А вот по некоторым, к сожалению, застопорилась. На самом деле, в идеале повысить возраст легальной продажи алкоголя до 21 года и сосредоточить ее в крупных магазинах, в специализированных отделах, куда просто не будет свободного доступа молодежи. И там же можно заниматься профилактикой алкоголизации. Те, кто говорят, что это повысит продажи суррогатов, реализуемых из-под полы, не правы.
Опыт Якутии показывает это: после того, как в республике алкоголь начали продавать в больших магазинах, резко снизился общий уровень алкоголизации. Подумайте, если человек, регулярно употребляющий алкоголь — а таких у нас в Москве около 30 процентов — приходит в магазин и видит бутылки, часто он совершает покупку просто по инерции. А если говорить о повышении цен на алкоголь — тут возникает конфликт интересов между экономическим блоком и блоком здравоохранения. Но компромиссы находятся, и алкоголь в итоге становится менее доступным.
- А как дела сегодня обстоят с профилактикой алкоголизации?
- Конечно, мы занимаемся профилактикой, и у нас есть несколько основных, стратегических направлений. Первое — это работа в трудовых коллективах — на уровне работодателей и профсоюзов. К сожалению, пока этот проект слабо двигается с места. Тут не очень уместно сравнивать это с советским опытом борьбы с алкоголизацией — тогда это проходило без участия специалистов и скорее напоминало товарищеские суды. Сейчас же разработаны специальные программы. К тому же на вооружении столичных наркологов появилась новинка — мы ввели в практику нашей работы маркер на употребление алкоголя. Любой человек может сдать кровь, и анализ покажет, злоупотребляет ли человек.
Второй проект, который мы вместе с Департаментом здравоохранения города Москвы начали реализовывать — это обследование на маркер употребления алкоголя в 68-й городской больнице. Есть масса заболеваний, которые человек получает на фоне злоупотребления алкоголем: цирроз печени, проблемы с сердечно-сосудистой системой и поджелудочной железой. И мы стабильно выявляет 10 процентов посетителей больницы, злоупотребляющих алкоголем. И начинаем с ними работать и мотивировать их на отказ от алкоголя.
Еще одно важное профилактическое направление, которые мы сейчас развиваем — проверка детей на генетические риски зависимого поведения. Есть соответствующие маркеры, которые показывают тип личности, возможные риски, укажут направления для коррекции. Это то, о чем говорит наш президент — персонифицированная медицина. Когда препараты, методики лечения и профилактики подбирают исходя из типа личности, индивидуальной биохимии мозга. В случае с детьми мы даем родителям рекомендации по воспитанию их детей. И таким образом перекидывается мостик от персонифицированной медицины к персонифицированной педагогике.
- Часто алкоголизм в крупных мегаполисах становится проблемой не только людей, ведущих асоциальный образ жизни, но и вполне преуспевающих мужчин и женщин. Появился даже термин «синдром менеджера» — упорная работа от зари до зари в будни, и пьянство в выходные. Как вы считаете, что может заменить алкоголь представителям среднего класса?
- По-моему, эта проблема стала менее актуальна. Раньше доходило до того, что сами работодатели по пятницам устраивали корпоративы, чтобы сплотить свой коллектив, замотивировать его. Я думаю, что сейчас работодатели стали строже следить за количеством выпиваемого их сотрудниками. Но на персональном уровне то, что мы называем «запоями уик-энда», происходит довольно часто. И, к сожалению, эти люди к нам не обращаются, потому что не считают себя алкоголиками. Кстати, среди них много успешных людей, занимающих высокие посты. А если говорить о замене алкоголю, то ее надо подбирать индивидуально. Есть типы людей, предпочитающих удовольствия плотские. Им надо ориентироваться на спорт, движение, вкусную еду, секс. Есть люди, которые предпочитают эмоциональные развлечения — театр, кино, творческая самодеятельность.
- Насколько эффективно работают сегодня клубы анонимных алкоголиков?
- Клубы анонимных алкоголиков родились в Америке в 1934 году. Посчитано, что любая программа имеет эффективность не более пяти процентов. Поэтому разных программ должно быть много — тогда мы сможем охватить ими как можно больше людей.
- Случается, что под вывесками клубов анонимных алкоголиков скрываются обыкновенные секты. Вы отслеживаете подобные случаи?
- По поручению Анны Кузнецовой, уполномоченной по правам ребенка, мы составляем реестр сектантских организаций, которые пытаются работать с нашими больными. Если у человека присутствует зависимость, она может формироваться к чему-то другому. Например, человека вылечили от наркомании, а он начал пить. И просто получил другую форму заболевания — алкоголизм. Бросил пить — снова перешел к наркотикам. И сектанты этим пользуются и переключают зависимость человека на себя. А потом начинают манипулировать людьми и зарабатывать на них деньги. Еще Хаббард, создатель дианетики, сказал, что лучший бизнес строится на управлении людьми. И они действуют по этому принципу. Ведь сектантов не интересует нравственная сторона этого дела.
Поймите, главная цель нашей работы — создать людям, нуждающимся в помощи, нормальное качество жизни. Сектанты же этого не делают, а, напротив, изолируют человека от общества, от открытого мира.
- В последнее время терроризм все чаще называют болезнью. Вы согласны с этим утверждением?
- Терроризм — это тоже зависимое поведение. Так же, как религиозный фанатизм, агрессивные формы поведения. И некоторые очень известные и успешные люди лечатся от агрессивного поведения по программам анонимных алкоголиков. То есть по тем же программам, которые используют для лечения химических зависимостей. И это помогает. Поймите, заболевание одно — формы разные. У меня пока подобных пациентов не было, но было бы интересно поработать с таким пациентом. К тому же мы не отказываем в помощи больным. Никаким.
- Бывает, что наркоман бросает свою пагубную привычку и переключается, например, на компьютерные игры. Это значит что он излечился?
- Это иллюзия. Человек, который поменял зависимость на, казалось бы, более легкую, все равно выключен из общественного процесса, выпадает из социума. И говорить про «более легкие формы зависимости» — это порочный путь. На самом деле, мы не разделяем типы зависимостей. Ведь любая из них формирует шизофреноподобный дефект психики. То есть люди эмоционально выгорают, выхолащиваются, не могут нормально учиться, трудиться. К этому приводит любая зависимость — начиная от анорексии и заканчивая увлечением так называемыми «легкими наркотиками» — каннабиноидами. А ведь «травка» вызывает тяжелейшие психозы, которые очень трудно лечатся.
Мы не делим наркотики и зависимости на легкие и тяжелые. Тут все зависит от биохимии мозга и внутреннего состояния. Мы разделяем состояния на легкие, тяжелые и неизлечимые. Последних, кстати, не так много — до 15 процентов. Но и это не значит, что такие пациенты не должны стараться продолжать свое выздоровление. Есть тяжелейшие случаи, когда люди срывались, возвращались, снова срывались и снова возвращались к нам на протяжении многих лет. Если больной, его родственники и мы работаем вместе, мы почти гарантируем успех. Но иногда на это уходят годы.
- Вы согласны с утверждением, что бывших наркоманов не бывает?
- Это философский вопрос. Я бы ответил на него так: как заболевание мы можем его остановить. Но остаются факторы риска, особенно генетические, которые мы на современном этапе развития науки скорректировать не в состоянии. А вклад генетики в зависимое поведение доходит до 80 процентов. Поэтому анонимные наркоманы и анонимные алкоголики говорят: «Мы неизлечимо больны, поэтому выздоравливаем всю оставшуюся жизнь».
- Отслеживают ли столичные наркологи появление новых видов наркотиков на улицах?
- Конечно, когда человек отравился, врачам желательно знать чем, чтобы подобрать подходящее противоядие. К сожалению, период идентификации вещества длится дольше, чем острое состояние. И обычно когда мы получаем данные о веществе, пациент уже выведен из него. Есть, конечно, общие принципы детоксикации, так называемое симптоматическое лечение. И если человек, отравленный спайсами, попадает вовремя в наши руки, он наверняка не умрет. Однако это может произойти, если помощь запоздает. Такие случаи случались. В Москве с этим, слава Богу, все куда более благополучно. Это связано с тем, что столичная служба скорой помощи работает блестяще. К сожалению, нигде в мире пока нет экспресс-тестов на определение так называемых «дизайнерских» наркотиков. Дело в том, что каждый год появляется до 50 новых формул. И угнаться за ними не представляется возможным — аналитика все время опаздывает. Тем не менее у нас полный и тесный контакт с МВД.
Источник: "Вечерняя Москва"
Общероссийская общественная организация 